Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом осторожно, поначалу одной рукой, обнял ее за плечи.
* * *
– Можжевельник, – бормотала Кайра, прижавшись лицом к его щеке. – Почему у тебя везде можжевельник?
– Запах детства. Можжевеловый лес.
– Как зовут твоих детей?
– Аннабель Из-Лета. Эрик Из-Топи.
– У тебя дети из разных кланов?!
– Сын – материнскому клану, дочь – отцовскому.
– Я не думала, что у ги… что у ваших так можно, – сказала Кайра.
– А у ваших так нельзя?
– У нас редко женятся люди из разных кланов. Это… вообще-то общество не одобряет. Но если уж так вышло, детей записывают в клан матери.
Обнявшись в пилотском кресле, полуодетые, под офицерским одеялом, они летели в никуда. Бункер впереди по курсу то ли существовал, то ли был ложным воспоминанием, то ли сохранился, то ли ушел в песок.
На экранах стояло солнце.
– Ты очень красивый, Маркус. Ты не знаешь, какой ты красивый.
– Я старый и очень усталый. Я думал, как хорошо, что есть кому любить моих детей… Потому что я выгорел, как головешка, я уже никого не могу любить.
– Ты на пару лет старше меня. Просто рано поседел. – Она стащила с головы выцветшую бандану, распустила волосы, вытряхивая песок. Наткнулась на его взгляд: он смотрел, как если бы она превратилась в бабочку на его глазах.
– Ты чего? – Кайра удивилась.
– Твои волосы, – сказал он хрипло. – Они… К ним можно прикоснуться?
Ей было больно смеяться – а не смеяться было невозможно, такое у него было забавное лицо. Он гладил ее волосы, зарывался носом.
– Они как река…
– Такие же зеленые?
– Нет… Они вьются, как водовороты. Никогда не думал, что кудрявые волосы могут быть такими… красивыми…
– Что ты знаешь о красоте, у тебя же вкус гиены, – сказала она весело. – Чему удивляться, если вы до сих пор носите фуражки с этими дурацкими околышами…
Он резко сел. Она не видела его лица.
– Маркус, ты что, обиделся?! Маркус!
– У нас бункер по курсу, – сказал он хрипло. – Смотри… Бункер!
* * *
Терминалы были исправны. Пульт у входа почти не занесен песком. Склад большей частью пуст, но воды и консервов на двоих хватало с избытком. Больше того, Маркус обшарил бункер и вернулся с миниатюрным устройством для хранения информации:
– У нас есть карта!
Она засмеялась от радости и тут же схватилась за ребра.
До заката они подзарядили основную батарею, потом задраили вход в бункер и подняли флаер. Глядя на карту, Кайра только сейчас осознала, как огромен Резерв, как редки в пустыне брошенные базы и как ничтожен был шанс на спасение. Все маршруты стремились к центру материка – объект был обозначен как «Альфа-прим», телепортом его не называли ни вслух, ни письменно, даже в разговорах между своими, – суеверие.
– Мы можем добраться за четыре ночных перелета. – Кайра пила растворимый бульон. – Посмотри, вот так.
– Ты все-таки любишь простые решения.
– Что тебя не устраивает в моем маршруте?
– Малый запас прочности. Прокладываться надо так, будто половина всех баз – нерабочие.
– Половина?! Но… мы тогда вообще никуда не долетим!
Он склонился над ней и поцеловал в губы. Кайра обмякла.
– Мы обязательно долетим, не бойся, – сказал он с такой нежностью, что ей стало страшно.
* * *
Разрушенные бункеры попались им дважды подряд, и когда они добрались до исправного терминала, солнце уже висело над горизонтом. У них едва хватило времени, чтобы на несколько процентов подзарядить аккумулятор, но теперь они знали продолжительность темного времени суток, и ночевка на высоте, в режиме жесткого энергосбережения, уже не была такой драматичной.
Они лежали в пилотском кресле, обнявшись, согревая друг друга в лютом холоде этой ночи.
– Знаешь, у меня было столько мужчин…
– Сотня? – Он повернул голову.
– Меньше. – Она вздохнула: – На самом деле… двое. Так как-то… бестолково. Просто потому, что все так делают.
– Не рассказывай, я буду ревновать.
– Было бы к кому… – она улыбнулась в темноте. – Смешно. Как если бы дуб ревновал к трухлявому опенку. Как если бы солнце ревновало флаер к его тени, которая без солнца не существует…
– Стихи не пробовала писать?
– Нет, только мотивирующие речи для молодежи… Ты для меня больше, чем мужчина, Маркус. Ты для меня сын, брат, отец… Я схожу с ума от этого можжевельника. Я первый раз чувствую свое тело. Моя трещина в ребре – у нее великое предназначение, она земной якорь и не дает мне улететь на небо, стать облаком и улететь…
Сухие щелчки внизу приблизились и отдалились снова.
– Прости меня, – сказала Кайра. – Я не знаю, что мне надо чувствовать, что правильно, что преступно. Это в первый раз со мной. Я очень люблю тебя, Маркус. Просто об этом знай.
Он задержал дыхание, будто желая что-то сказать – и не решаясь.
– Ничего не говори. – Она крепче его обняла. – Не сейчас.
– Но мне важно знать, что ты…
– Нет, я себя не обманываю. Молчи.
Они молчали до самого рассвета.
* * *
Здесь, на Резерве, мы можем забыть, кто мы, думала Кайра. Но когда мы вернемся – мы вспомним. Кто ты и кто я. И тогда окажется, что для одного из нас все было зря – усилия, холод, надежда, жара, вода. Чистильщики в темноте. Солнечный круг. И эта ночь. Если мы попадем к северянам, ты умрешь. Если нас захватят твои гиены – умру я. Мы оба прекрасно это понимаем, мы же офицеры.
Я кладу правду в темный ящик и выталкиваю прочь из сознания и отказываюсь облекать в слова. Но нет, я себя не обманываю, родной.
* * *
Центральная база, куда они стремились все эти дни, оказалась в полной сохранности. Больше того: здесь наконец-то обнаружился защищенный ангар для флаера, «Морфо» не надо было поднимать на ночь, спасая от чистильщиков.
Едва закрылась крышка ангара, включились помпы для воздуха и климат-контроль. Еле слышный запах пыли моментально пропал, воздух был увлажнен и очищен.
– Неплохо жили ваши генералы!
– Не только генералы. – Он подключил флаер к зарядочному терминалу. – Это рекреационная база, сюда направляли людей на отдых, в качестве награды за службу…
Они миновали тамбур, потом помещение, бывшее в прошлом контрольным постом. Спустились по винтовой лестнице. Ни в одном бункере не было такого внутреннего дизайна – сдержанная роскошь, репродукции на стенах, имитация зеленых растений. Любое помещение освещалось сразу полностью, стоило открыться входной двери.